Город смерти [Вавилон-17, перевод изд-ва `Мэлор`] - Самуэль Дилэни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Уйти от боли, которая являла опасность, а опасность означала тишину.» Батчер сказал:
— Если вы будете в опасности, посмотрите в мой мозг, используйте, как нужно.
Картина в ее мозгу без слов: однажды она, Мулле и Фобо ввязались в ссору на «Танторе». Она получила удар в челюсть и отпрянула назад, и успела увернуться, когда кто-то схватил зеркало с прилавка и швырнул в нее. Ее собственное испуганное лицо с криком летело на нее и ударилось в протянутые руки… И когда она глядела в лицо Батчера сквозь Батчера, сквозь боль и Вавилон-17, это случилось с нею…
Часть четвертая
БАТЧЕР
— Мы только что миновали Снэп, капитан. Хотите выпить?
Голос Ридры: — Нет.
— Как вы себя чувствуете?
Голос Ридры: — Мозг в порядке, тело в порядке.
— Эй, Батчер, кажется у нее уже нет бреда?
Голос Батчера: — Да, нет.
— Оба вы кажетесь чертовски веселыми. Послать помощника взглянуть на вас?
Голос Батчера: — Нет.
— Отлично. Сейчас полет легкий, и я могу выключиться на несколько часов. Что скажете?
Голос Батчера: — А что сказать? — Скажи «спасибо». Вы знаете, я здесь привязан хвостом.
Голос Ридры: — Спасибо.
— Выздоравливайте. Оставляю вас одних. Простите, если прервал.
«Батчер, я не знала! Я не могла знать».
Эхом в их мозгах возник крик.
«Не могла… не мог… Этот свет… Я говорила Брассу, говорила ему, что вы должны говорить на языке без слов „я“, и сказала, что не знаю такого языка: но один такой был, очевидно, Вавилон-17…» Соответственные сипансы гармонически двигались, пока изображение не замкнулось, и она вокруг вне себя создала его, увидела его…
… В одиночке Титана он шпорой царапал на стене карту поверх непристойностей, написанных за два столетия заключенными, карту, которую обнаружили после его побега, и которая увела преследователей в неверном направлении, она видела, как он три месяца шагал по своей четырехфутовой камере, пока не упал от изнеможения и голода.
На тройной веревке из слов она выбралась из тюрьмы: голод, лестница, столб, падать, собираться, отличить, цепи, изменения, шанс…
Он взял свой выигрыш у кассира и был уже готов двинуться по опустевшему коридору казино «Космика» к двери, когда черный крупье преградил ему путь, улыбаясь и глядя на его набитый деньгами мешок.
— Не хотите ли попытаться еще, сэр? Могу предложить такое, что заинтересует игрока вашего класса. — Его проводили к магнитной трехмерной шахматной доске с глазированным керамическими фигурами. Вы играете против нашего компьютера. При каждой потерянной фигуре ставите тысячу кредитов. Если выигрываете фигуру, получаете столько же. Шах дает или отнимает у вас пять тысяч. Мат дает выигравшему тысячу ставок…
Это была игра даже для его чрезмерного выигрыша, а он выиграл чрезмерно.
— Пойду домой и возьму деньги, — сказал он крупье.
Крупье улыбнулся и ответил: — Дом настаивает, чтобы вы платили сейчас…
Ридра следила, очарованная, как Батчер пожал плечами, повернулся к доске и… в семь ходов дал компьютеру «детский мат». Они выдали ему его миллион кредитов — и трижды пытались убить его, пока он добирался до выхода из казино. Им это не удалось, но этот спорт был лучше игры.
Следя за его действиями и реакцией в этой ситуации, ее мозг колотился внутри, изгибаясь от боли или удовольствия, от чуждых эмоций, ибо они были лишены «я» — невыразимы, механически, соблазнительны, мифичны, Б а т ч е р…
Ридра пыталась прервать безудержное кружение.
… Если вы все время понимали Вавилон-17,- бушевало в ее мозгу, — почему вы использовали это для себя во время игры, во время грабежа банка, а днем позже вы утратили все и не сделали попытки вернуть это?
— Зачем? Там не было «я».
Она вела его в мир изумительной обращенной сексуальности. Следуя за ней, он был в агонии.
— Свет… вы делаете… Вы делаете! — кричал он в ужасе.
— Батчер, — спросила она, более привыкшая к эмоциональным водопадам слов, чем он, — на что похож мой мозг в вашем мозгу?
— Яркое, яркое движение, — вопил он в аналитической точности Вавилона-17, грубого, как камень, чтобы выразить многочисленные образы, рисунки, их соединение, смещение и разделение.
— Я — поэт, — объяснила она, моментально приводя в порядок мысленные течения. — Поэт, по-гречески, значит, создатель или строитель.
— Вот оно! Этот рисунок! Ах! Такой яркий, яркий!
— Такая простая семантическая связь? — она была удивлена.
— Но греки были поэтами три тысячи лет назад. А вы поэт теперь. Вы соедините слова на большом расстоянии, и их праздник слепит меня. Ваши мысли — сплошной огонь, даже тени я не могу схватить. Они звучат, как глубокая музыка, которая потрясает меня.
— Это потому, что вас никогда не потрясало раньше. Но я буду мягче.
— Вы так велики внутри меня. Я вижу рисунок, преступное и артистическое сознание встречаются в одной голове с языком между ними…
— Да, я начала думать о чем-то вроде…
— Летят мысли, имена… Видон… ахх! и Водлер. Это древние французские по…
— Слишком ярко, слишком ярко! «Я» во мне достаточно сильно, чтобы выдержать. Ридра, когда я смотрю на ночь и звезды, то это лишь пассивный акт, но вы активны даже взглядом, и звезды окружены еще более ярким светом.
— То, что вы воспринимаете, меняет вас, Батчер. Но вы должны воспринимать.
— Я должен… свет: в вас я вижу зеркало, в нем смешиваются картины, они вращаются, и все изменяется.
— Мои стихи!
Это было замешательство и обнаженность. Определение «я» — точное и величественное.
Ридра подумала: «Я — глаз, орган зрительного восприятия.» Батчер начал: по-английски звучание слов «я» и «глаз» совпадают.
— Вы… вы накаляете мои слова значением. Что меня окружает? Что такое Я, окруженный ВАМИ?
Наблюдая, Ридра видела его, совершающего грабеж, убийство, наносящего увечья, поскольку семантическая важность различия мой и твой была разрушена в столкновении сипансов.
— Батчер, я слышала, как оно звучало в ваших мускулах, это одиночество, которое заставило вас убедить Джебела извлечь наш «Рембо», просто, чтобы иметь кого-нибудь рядом с вами, кто бы мог говорить на этом аналитическом языке, по той же причине вы старались спасти ребенка, — шептала Ридра.
Образы замкнулись в ее мозгу.
Длинная трава шелестела у плотины. Луна Алппо освещала вечер. Плеймобиль гудел. Бачтер с нетерпением коснулся рулевого колеса концом своей левой шпоры. Лил извивалась около него, смеясь.
— Вы знаете, Батчер, если бы мистер Виг подумал, что вы направились сюда со мной, в такую романтическую ночь, он был бы очень сердит. Вы действительно хотите взять меня с собой в Париж?
Безымянная теплота смешивалась в нем с безымянным нетерпением. Ее плечи были влажными под его рукой, ее губы были красными. Она забрала свои волосы цвета шампанского высоко над одним ухом. Ее тело рядом с ним двигалось танцующими движениями, и она не поворачивала к нему свое лицо.
— Если вы обманете меня насчет Парижа, я скажу мистеру Вигу. Если бы я была ловкой девушкой, я подождала бы, пока вы возьмете меня отсюда, прежде чем позволить вам… быть дружественным. — Дыхание ее благоухало в ночи. Он положил ей на плечо руку. Батчер, заберите меня из этого горячего мертвого мира. Болота, пещеры, дождь! Мистер Виг ругает меня, Батчер! Возьмите меня от него в Париж! Не упрямьтесь. Я очень хочу уйти с вами. — Она испустила своими губами смеющийся звук. — Я думаю, я… я вовсе не ловкая девушка.
Он прижался ртом к ее рту… и сломал ей шею ударом ребра ладони. Она упала, глаза ее по-прежнему были открыты. Гиподермическая ампула, которую она собиралась вонзить ему в плечо, выпала из ее руки, покатилась и остановилась у ножных педалей.
Он отнес девушку на плотину и вернулся, по бедра вымазанный тиной. На сидении он нащупал кнопку радио.
— Все кончено, мистер Виг.
— Хорошо. Я слушал, утром можете получить деньги. Очень глупо с ее стороны было пытаться помешать мне.
Плеймобиль двинулся. Теплый ветерок просушил тину на его руках, длинная трава расступалась со свистом.
— Батчер!
— Но это я, Ридра!
— Я знаю. Но я…
— Двумя неделями позже то же самое я проделал с мистером Вигом.
— Куда вы обещали взять его?
— В игровые пещеры Миноса. И однажды я припал к земле…
— … хотя это его тело прижалось к земле под зеленым огнем Крето, дыша широко открытым ртом, чтобы заглушить все звуки, это было ее ожидание, ее страх, который она заставила утихнуть. Грузчик в красном мундире остановился и вытер лоб носовым платком.
Быстро сделал шаг вперед шлепнуть его по плечу.
Грузчик, удивленный, обернулся, и руки сжались вокруг его горла. Шпора вспорола ему живот, его внутренности расплескались по платформе, а затем раздался сигнал тревоги, и пришлось бежать, прыгать через мешки с песком, сорвать цепь и швырнуть ее в изумленное лицо охранника, который повернулся и стоял с распростертыми руками…